Бибоинг в Москве. Конец восьмидесятых. Часть первая.

Кафе Бедный Йорик 1987 год.

В универе (так мы называли нашу «альма-матер», МГУ), где я тогда учился, никто не знал про брейкданс. Само это слово – конечно – кое-где звучало, и даже было понятно, что речь идёт о каком-то новом танцевальном стиле. Вот только сама суть была покрыта полным мраком.

Мой сосед по общаге говорил, что это – должно быть – танец, состоящий из рваных резких  прерывистых движений (брейк, значит – «ломать»). Но и он ничего не знал наверняка. Другой человек заверял, что «брейк – это то, что танцует Майкл Джексон». Я был в растерянности.

И вдруг всё ускорилось! Неожиданно и сразу.

Про брейк узнали все. Мгновенно возникли группы, тусовки. И это был не коммерческий проект – люди сходились вместе просто по зову сердца.

В МГУ к тому времени давно уже существовала студия пантомимы Контур. Руководил ею талантливый артист Саша Пепеляев, продвинутый авангардист в жанре пантомимы. И кому, как не этой студии было на роду написано воспринять всю эту новую танцевальную волну.

Вообще, время было интересное. Молодёжь просто заболевала брейком. Иногда можно было видеть, как на остановках автобуса вдруг человек срывался с места и начинал делать «тутанхомона» (сейчас этот стиль называется «кинтат») или пускать по телу волну сверху донизу (это называлось «уэйвинг»). На Арбате – недалеко от «стены Цоя» – была особая площадочка (сейчас – увы – это памятное место застроено офисными зданиями), где любой желающий мог реализовать себя на потеху публике. И неважно, что артисты были «воспитаны подворотней». Главное, что танцевали от души.

Наша небольшая группа (пять человек) стала действовать совместно со студией «Контур». Саша Пепеляев арендовал старые развалины никому не нужного здания, мобилизовал свою студию (наша небольшая команда с удовольствием поддержала его призыв) и выстроил кафе с театральным уклоном. Мы таскали брёвна, штукатурили, измазывались извёсткой. Мы сделали-таки кафе. И назвали его «Бедный Йорик». Вот туда-то и стали захаживать ВСЕ сколь-нибудь известные брейкерские команды или танцоры-одиночки.

Настроение у всех было такое, какое – надо думать – охватывало в своё время строителей Магнитки и ДнепроГЭСа. Люди готовы были работать бесплатно, если плодами их труда становился новый зал, студия, или – вот как у Саши – кафе, где можно было выступать.

Сцена была небольшая – всего шесть квадратных метров. На полу – лист оргстекла, подсвеченный снизу. Пантомима артистов студии «Контур» перемежалась брейкдансом. Тогда в «Бедном Йорике» поперебывали самые активные танцевальные группы. Хотя Пепеляев, конечно же, отдавал предпочтение «верховикам»: электрикбуги и «попс».

Под словом «попс» понималось примерно то, что как раз и танцевал Майкл Джексон.

Тут, на этой сцене, мы и увидели впервые группу Меркурий.

Стиль «робот» нам уже был немного знаком. В нашу маленькую группу приходил два-три раза (по приглашению руководителя) тогдашний чемпион Москвы по роботу, Алексей Герулайтис. Человеку плотного телосложения – ему вроде бы и невозможно было двигаться настолько гибко и – одновременно – жёстко. С такими идеально чёткими «стопами», перемежающимися плавными движениями. Это был очень стильный робот: глядя на него, реально, трудно было представить, что перед вами живой человек. Его руки работали так, будто они могут запросто выходить из плечевых суставов и заходить обратно. Походка оставляла впечатление, что человек плывёт над полом – едва касаясь его носочками ботинок.

Но в группе «Меркурий» тогда солировал «робот» совсем иного склада. Это был Костя Михайлов – сын известного кинорежиссёра. Его «механический человек» отличался предельной разболтанностью и раскованностью – в противоположность строгому стилю Герулайтиса. Это были два противоположных «робота». Даже руки (у обоих были надеты – пронзительно-белые перчатки) они держали по-разному. Один – Герулайтис – локтями вверх (манипуляторы висят от локтевых суставов, болтаясь свободно и включаясь, когда поступит команда). Костя Михайлов – наоборот – держал их локтями к туловищу, кисти рук – в стороны. Так что его руки-манипуляторы ходили самым разболтанным образом. Это был робот, которого либо собрали неудачно, либо он от времени настолько развинтился, что не контролировал команды из электронного мозга. При этом Костя надевал на себя узкую жилетку (сам он был тощий, как палка) и широченные штаны. И это многократно усиливало впечатление чего-то фантастически-нереального.

Вообще-то конечно, заслуга в создании «Меркурия» принадлежит не самому Косте, а Игорю Захарову и Олегу Смолину. Именно они в 1984 году начали работать в ДК «Парижской коммуны» как танцевальная группа. Это были – пожалуй – единственные в стране ребята, которые профессионально «делали робота». Они побеждали практически во всех союзных конкурсах. И в Прибалтике, и в Москве и в других городах. А ведь даже по стилю одежды нельзя было сказать, что это какие-то «крутые танцоры». Смолин вообще выходил на сцену в простых китайских кедах. Но что с ними происходило, когда вступала музыка! Что такое менялось в мире – когда люди на сцене вдруг перерождались в непонятных, космических, роботообразных существ? И ещё это ощущение подвешенного над полом механизма. Чёткая и – в то же время – нечеловеческая манера двигаться. Вот у кого мы, сопливые студенты, учились первым премудростям «верхнего брейка».

А как вы думаете, КТО учил – в то достопамятное время – правильно и стильно двигаться по сцене известного нашего артиста Преснякова-младшего и танцевальную группу «Тодес»? Ни за что не угадаете! Да те самые ребята из Меркурия: Олег Смолин, Игорь Захаров, Костя Михайлов. Простые, незамысловатые «роботы», с которых – можно сказать – всё и началось.

Автор: Дима